Интервью
Евгений Михайлович Голубовский, вице-президент всемирного клуба одесситов, культуролог, журналист, редактор газеты «Всемирные одесские новости».
— Евгений Михайлович, о Валентине Хруще столько всего уже написано, а хотелось бы услышать то, что мало известно о нем – о ранних годах, о Вашем знакомстве с Хрущом, о раннем его творчестве…
— Мы познакомились с Хрущом в доме твоей мамы, у Риты и Саши Ануфриевых. В какой-то из дней. Я там бывал довольно часто. Туда пришел совсем юный, — хотя тогда все были юные — но он был еще юнее, молодой совсем мальчик, он ничего не знал о нас, и мы о нем. Он просто смотрел работы Саши, и у него были по этому поводу свои мысли, которые мне показались любопытными. Это было первое знакомство.
Потом он зашел ко мне в редакцию. Он начал регулярно ходить на выставки – он знал, что выставки менялись каждый месяц и приходил. Иной раз оставался после выставки на полчаса, на час, мы беседовали.
Как-то раз Валя Хрущ позвал меня в гости. И вот это было настоящее знакомство с его творчеством.
Работ было много. Он мне показался очень свободным человеком. Причем в жизни он казался не таким. Скорее замкнутым. Но в работах — именно в рисунках, не в живописи, — было столько раскрепощенности, свободы, что они мне, конечно, очень понравились. Он стал заходить ко мне на Пушкинскую. Обычно со всеми кофеманами мы шли в бар Красный, где пили кофе и рюмку коньяка.
Но с Валей мы шли на Ленина (ныне — Ришельевскую), где был хороший чай. Мы с ним сидели там, и он приносил такие маленькие бублички, — и мы ели сушки и пили чай. Это были очень приятные часы общения.
Его интересовало очень многое, у него был огромный интерес к живописи и к искусству, он познавал западную живопись. Очень любил Ленена. Я тогда всем рассказывал о Сезанне и Пикассо, но у него были другие пристрастия – французское искусство 19-го века. Возрождение его, как ни странно, мало волновало. Или там, начало 20-го века.
В том, что он делал, было немало и «внутреннего» Модильяни и многого другого…
Мало кто знает о небольшом опыте работы в театре у Вали Хруща.
Он делал декорации в Доме Актера. Это была его игра в театр, его особое и очень интересное вИдение…
Да, была театральная постановка, которую делал Хрущ.
Он приносил какие-то разнообразные мятые бумаги, которые развешивал. Это было очень необычно…
Я видел его много раз на Староконном — я покупал там книги, а Хрущ – всякие старые инструменты, кайфики.
Он был со всеми дружен и в то же время отделен.
У Ануфриева была некая группа соратников, друзей — Володя Стрельников, Витя Маринюк, Люда Ястреб и другие, многие уехали. А Хрущ приходил, но был от них всех несколько отдельно. Он не включался в групповые игры.
Я устраивал продажу Сашиных работ – лотерею – но Хрущ отказывался от предложенного ему участия. «Нет, я сам».
Но, в конце концов, у него появился свой круг, свои ученики и своя тусовка.
И он был внутренне весьма доволен, что появились вокруг люди, которые явно восхищались им!
Он писал быстро и виртуозно. Когда он писал пастелью – было ощущение, что играет скрипач. Движения – единые и плавные, не было чувства, что человек правит.
Он любил портреты а-ля прима, а вот маслом я так и не видел, как он писал – но портреты он делал удивительные.
Конечно, действует на нервы то, что количество работ после его смерти увеличивается, но это еще одно свидетельство тог, что Хрущ — совершенно особенный художник.
Он признан художническим сообществом, по всем параметрам.
— У меня всегда был ощущение, что Хрущ очень мучился от того, что был чем-то неудовлетворен в своем творчестве, чем-то, что он не мог восполнить… Возможно, все дело в том, что он совершенно не был интеллектуалом – это может и плюс, но бОльшая интеллектуальность вывела бы его на уровень гения мирового масштаба.
— Да, Хрущ творил, основываясь на чувственности, на чувствах, он не был интеллектуальным художником.
Тот период жизни, когда он был женат на Вике, многое подтверждает в этом направлении. Вика писала стихи. Он слышал и слушал их, конечно, он обрадовался, когда я опубликовал Викины стихи – но он был где-то там, как бы за стеклом от происходящего… Он нашел себя в своем деле, в этом был полностью замкнут.
— И наконец, важный для меня момент – о законченности работ Хруща, при всей как бы нарочитой незаконченности, или игры в незаконченность…
— Тут самое время вспомнить о его перфекционизме. Работы Вали чаще всего были законченными. Он доводил и до того состояния, которое ему самому нравилось!
Он показывал мне очередную свою рыбку, и он был в восторге от того что он её сделал. Когда я вижу как бы неоконченные работы – они вызывают скорее ощущение неловкости, чем ощущение что их создал Валя. Все работы, которые он мне дарил, были идеально закончены.
— С той самой «мушкой»?
— Да…
Юлия ЖАРКОВА