Феликс Давидович Кохрихт — журналист, культуролог
О природе и истоках дарования и личности Валентина Хруща, рискну предположить, что они имеют корни в культуре и этике этносов, а затем и государств, за которыми эллины признавали право быть включенными в цивилизацию Ойкумены. Так они определяли пространство, населенное народами разумными, в отличие от «людей с песьими головами», иными словами тех, кого впоследствии назовут варварами. В этот ареал Средиземного моря входили и сами древние греки, и жители будущей Южной Европы, Северной Африки и что особенно важно – Причерноморья – нашего многонационального края.
Магдалина стоит на коленях в глубине пещеры, положив вытянутые руки на каменный алтарь. Волосы – распущены, голова склонена, под глазами глубокие тени. Взгляд – скорбный, но смотрит она как будто в себя. На лбу – белая полоска, закрывающая рану. Рядом с ней расположен череп. Свет, льющийся из входа, сумеречно-синий. Призрачность и ожидание.
Хрущ, и как личность, и как художник, на мой взгляд, соответствовал и эстетическим, и личностным свойствам этой общности, потомком которой был, как и многие коренные одесситы.
Это сказалось на его манере работы в живописи и графике, и в занятиях деревянной скульптурой, и фотографией. Прежде всего, я бы отметил его цветовую и световую палитру, пластичность и камерность большинства композиций, характерные для мастеров Средиземноморья, как западноевропейских, так и славян, и иудеев, и жителей стран Магриба. В этом я убеждался не раз во время путешествий.
Картина кажется по-детски непосредственной. На заднем плане видны дома с остроконечными крышами. Здесь изображена женщина в голубом платье с откровенным декольте. Взгляд открыт и ясен, лицо – кукольно округлое. Перечеркнутые брови придают ей выражение удивления. Умиротворенность и нега.
Приведу разительный пример.
Однажды, на Крите, в жаркий летний день, мы отправились к месту раскопок, где археологи в свое время нашли знаменитую “Золотую пчелу”, ставшую символом древнего Крито-Микенского царства. На обратном пути зашли в деревенскую таверну, где нас, кроме холодного красного вина, ожидало и то, что принято определять либо по-научному – культурологическим шоком, либо по-житейски: «Не может быть!». На стене из чуть ли не античного кирпича висела работа Хрущика: узкая деревянная дверная филенка, на трех вертикальных фрагментах которой было изображено практически то и таким же образом, что и на работе из нашей коллекции. Я подошел поближе, погладил и даже слегка поскреб красочную поверхность… И на ощупь, и на цвет, и “на вкус” – Хрущ. Официантка из бывших наших знала лишь, что “доска” эта висит здесь давно, что хозяин таверны обменял ее на бутылку мастики (местное тягучее вино) у старого художника, живущего в горах.
Художник изобразил себя в виде мушкетера. Широкополая шляпа с вздымающимся вверх пером надвинута на брови.
На опущенные плечи небрежно накинут плащ. Линии – легкие, но строгие. Весь образ излучает печаль, фатальность и непримиримость.
Знаменательно, что и я, бывало, совершал с Хрущиком подобные обмены, правда, не на вино (в те годы он уже не пил), а на, скажем, трофейный немецкий радиоприемник “Телефункен” – Валик коллекционировал их, как и старые классные фотокамеры и инструменты для работы по дереву, в основном – стамески со Староконного рынка.
В результате одного из таких “ченчей” у нас на Успенской появилась работа «Кот белый», которая у многих (а сегодня и у вас) вызывает вопрос: «А почему, собственно, белый, ведь на картоне изображен роскошный черный кот?».
Полагаю, что в этом проявился весь Хрущик с его ироничным, философским, я бы сказал, эстетским и даже аристократическим взглядом на жизнь. Он ведь держал на некоторой дистанции и своих коллег, и своих поклонников. Он был склонен к розыгрышам и парадоксам – вот отсюда, быть может, и наш Белый Черный Кот.
На картине изображен спящий черный кот, лежащий на боку. Ощущение, что он лежит на чем-то мягком. Тело вытянуто, передние лапки кокетливо сложены, одно ухо подмято, другое – настороженно напряженно, голова опущена к груди. Внутренняя сила. Умиротворенность.
Юрий Закардонец, художник
Я знал Хрущика с начала 80-х годов. Мы познакомились благодаря Ленчику Войцехову. С Леней в детстве жили рядом, хулиганили вместе, делали бомбочки, бегали по Привозу, переворачивали лотки, воровали яблоки у крестьян. Не потому что были голодны, а потому что чужое всегда вкуснее. А потом я переехал в центр.
Хрущик жил тогда на Пантелеймоновской. Мы часто встречались у Риты Жарковой, которая делала так называемые культурные четверги. У Риты всегда собиралось много интересных людей, и Валя там был частым гостем.
Этот портрет поражает неимоверной красотой самой натуры. Волосы цвета вороного крыла, огромные глаза, в которых поселилась светлая глубина, прямой нос и чувственные губы как будто в легкой улыбке. Во взгляде – вопрос, нежность и ожидание. Так может смотреть только влюбленная женщина. Трогательность и беззащитность.
У Хрущика был какой-то секрет, умел делать так, что все сразу забывали о своих проблемах. Самая потрясающая его фраза в разгар какого-то экспрессивного спора, которую я услышал, была: «Одним нравится белое, другим нравится красное. А мне нравится «нравиться». Пошел, сделал чай, принес и все успокоились.
У него дома, на Пантелеймоновской, в знаменитой комнате-кухне так же, как у и Риты Жарковой, собиралась вся творческая одесская интеллигенция: Кохрихт, Голубовский, Штрайхер, Лейдерман, Ануфриев и многие другие. Мы очень много общались, пока он не ухал в Москву. Раз в неделю точно. Но совместных художественных проектов не было. У меня была мастерская на Еврейской/Екатерининской, там также собиралась вся наша компания.
Мне вот сейчас кажется, что мы с ним куда-то ездили, но возможно, это выдумка. Помню, он ходил в какой-то шинели, чуть ли не белогвардейской, цвета темного хаки. Хрущик был персонажем, который всегда создавал вокруг себя интересную атмосферу.
Слишком много лет прошло, многого уже никогда не вспомнить…
На картине изображен Бык, плывущий в синих водах. Он смотрит уверенно и как будто с насмешкой. В отличие от легенды, Бык – светло-коричневого цвета. На его спине – белоснежная Европа. Картина отображает художника, как человека, любящего поиграть с образами. Контрастность. Ирония в чистом виде.
Продолжение: Анна Литман — «Неизвестный Хрущ» / Часть 1 / Часть 2 / Часть 4